Что вдохновляло Малера?

Классовая среда, питающая Малера—это левое крыло предвоенной мелкобуржуазной интеллигенции, до боли в глазах видящей полную моральную нищету империалистической Европы, но не преодолевшей своих гуманитарных иллюзий. Раздвоенность этой интеллигенции обуславливает и историческую трагедию Малера. Он пытался осуществить дело Бетховена в эпоху загнивающего капитализма, он стремился создать симфонизм высокого философско-героического и социально-этического пафоса (при этом—без программнолитературной подоплеки, как у Берлиоза, Листа щи Рихарда Штрауса); симфонизм, в основе которого лежала бы Бетховенская идея о человечестве (в духе 9-й симфонии), сливающемся в исступленном, экстатическом признании всеобщего братства. Анахронизм этого замысла в обстановке европейского империализма и жестокой классовой борьбы очевиден.

Достаточно вообразить Бетховена, перенесенного из тихой Вены и идиллического Пратера в начало нашего века, на Бродвей или 12-е Авеню, в обстановку романов Драйзера или Дос Пассоса , чтобы понять двусмысленность ситуации Малера. Его полюсами могут оказаться—Савонаролла и Дон-Кихот. Неудивительно, что Малер приходит к сознанию полной неудачи и обреченности мелкобуржуазного героизма и глубокого морального паралича капиталистической Европы.

Если искать аналогий в области литературы, эквивалентом замысла Малера окажется «Жан Кристоф» Ромэна Роллана). Это та же утопическая идея о бетховенианстве в XX веке, тот же опыт найти исход среди обанкротившегося буржуазного мира в суровом моральном подвиге. Поэтическое слово—для Роллана, музыка—для Малера,—орудие проповеди во имя излечения мира от кризиса и маразма, попытки разжечь факел «героической жизни».

Понадобилась мировая война и Октябрьская революция, чтобы указать Ромэн Роллану действительный путь. Малер до европейской войны не дожил, и кончил сознанием катастрофы дела своей жизни и глубоко трагическим эпилогом—«Песнью о земле» и IX симфонией.