Родственен по духу Клейсту

Другое лицо Малера—это экстатическая проповедь, приводящая к судорожному трагизму. Малер—родственен по духу Клейсту, Гельдерлину 15), особенно—Ницше, Достоевскому: их связует общая ситуация исступленных мелкобуржуазных реформаторов, «кричащих в пустыне», не встречающих резонанса в капиталистической действительности. У Малера назревает сознание невозможности найти в империалистической Европе в качестве философского стержня симфонии—великую обобществляющую идею (кроме идеи пролетарской революции, быть может, смутно предчувствуемой Малером: не случайно Рихард Штраус услышал в первой части III-ей симфонии Малера поступь рабочих колонн в день первомайской демонстрации).

Поэтому симфонический мир Малера—мир непрерывной экзальтации, мир судорог, конвульсий: все вещи даны в состоянии пароксизма. Любопытно проследить за динамическими обозначениями в его партитурах, особенно в «трагических» частях—финале VI, второй части V, первой части VII симфоний: все время гигантские судорожные контрасты; оглушительные взрывы всего оркестра чередуются то с напряженно драматическим, то с лирическим пиано; динамические знаки меняются буквально по нескольку раз внутри такта, изобилуют crescendi и sforzati.

Музыка приобретает характер порывистости, нервности и исключительного эмоционального напряжения, доводимого почти до крика. Создается впечатление, будто страницы партитуры буквально написаны кровью.