Метнера пригласили исполнить Первый концерт Чайковского

Метнера особенно возмущало, что немногие из слушателей, которые «ровно ничего не способны воспринимать, почему-то называются критиками и обладают правом публично печатать свое мнение». «Этого все же в России никогда не было! — писал он брату. — Обо мне пока высказались двое и нашли, что я вместе со своим земляком Глазуновым (так и написано) лишен всякой способности как сочинять, так и концертировать… и что моя музыка является бессмысленной болтовней без цели и меры… Очень тошно начинает становиться от всей этой бессмыслицы, этого кадриля монстра, этого чертова маскарада. Где же, наконец, настоящие серьезные люди?» Метнер с горечью заключал письмо: «Играл я действительно удачно — Глазунов, просидевший весь концерт, сказал даже «божественно»… Уж и не знаю, чего ожидать в дальнейшем… если я хоть минуту могу говорить об этих дураках и их писании, то только имея в виду целесообразность моего концертирования (при данных условиях), так как стоит ли бросать на долгое время сочинять для штурмования… такой неприступной крепости дураков, прохвостов, шарлатанов, биржевых игроков» .

Творческие планы, связанные с концертированием, рушились на глазах — и не только в Германии. Предложение Кусевицкого выступить в Париже так и не осуществилось . «Подождем, как выяснятся все Колины концерты; теперь мы, вероятно, скоро получим ответ из Копенгагена», — читаем в письме А. М. Метнер . Речь шла о предложении выступить с Концертом Бетховена в феврале 1922 года. Однако датчане изменили программу и пригласили Метнера исполнить Первый концерт Чайковского, который он не играл двадцать лет. «…Я хоть и очень люблю-(Концерт Чайковского. — И. З.), но публично исполнять предпочел бы тогда, когда как следует разыграюсь…, — сообщал Метнер Рахманинову. — От Бетховена (не говоря уже о моих сочинениях) они отказались, да и с Чайковским обратились ко мне всего за две недели до концерта… Думаю, что мне и следовало отказаться» .
«Хочется как-то определенно наладить свою жизнь, а то ни то ни сё», — эти слова А. М. Метнер точно обрисовали сложившуюся ситуацию. Месяцы шли своей чередой, а надежды так и оставались надеждами, все менее определенными, в неизвестном будущем. Жизнь вынуждала искать пути, дотоле непривычные. «Как ты думаешь, — писал Метнер брату, — следует ли мне искать свидания с Никишем? Может ли его интересовать моя музыка?» С этой встречей Метнеры связывали дальнейшие планы: «Через два дня мы идем слушать Никиша, и Коля зайдет к нему в артистическую, и вот я думаю, не пригласит ли он Колю сыграть с ним. Вот было бы хорошо!»
Никиш искренне заинтересовался творчеством музыканта, которого помнил еще по совместному выступлению в Москве. В декабре того же года он попросил Метнера показать ему в Берлине Первый концерт. Видимо, музыка понравилась дирижеру, поскольку Николай Карлович писал, что исполнение Концерта тут же после прослушивания было намечено на следующий сезон .
Однако и этому выступлению не суждено было состояться — Никиш заболел и через месяц скончался. Итак, оборвалась последняя нить, которая связывала Метнера с немецкими музыкантами. Полны горечи слова прозрения: «У меня с Анютой потемнело на душе от безнадежной бесплодности всех моих концертных потуг… Помимо того, что моя муза не ко двору …, я сам, как чужой, как русский (так же, как и Глазунов), не могу рассчитывать на симпатию. Как только окончу свои издательские дела, уеду отсюда. Куда, сам еще не знаю…» .