Строки имели особый смысл — не только поэтический, по и философский

Метнер, как точно подметил Нейгауз, «в одно и то же время глубоко русский и интернациональный композитор. Часто… кажется, что основная мысль сочинения могла возникнуть только в душе русского музыканта, близкого к Танееву и Рахманинову, но все ее «воплощение» говорит об интернациональной широте взгляда» . Нейгауз видел в искусстве Метнера явление прежде всего московское .
На стихи Пушкина, Тютчева и Фета Метнером написано более ста песен. Строй пушкинского стиха нашел у композитора своеобразное, не во всем привычное преломление, но в главном композитор верен духу поэзии — песни озарены пушкинским жизнелюбием .
Символично, что первую из «Картин настроений» Метнер предваряет эпиграфом из Лермонтова: «По небу полуночи ангел летел, и тихую песню он пел». На те же стихи им написана и песня. Для Николая Карловича эти строки имели особый смысл — не только поэтический, по и философский. Ими открывается первая глава «Музы и моды». Созвучие своим помыслам Метнер услышал и в лермонтовских стихах «У врат обители святой» и «Молитва»; эпиграф к пятой «Картине настроений» также взят из Лермонтова. Наконец, откликом на его же «Русалку» явилась программа Третьего концерта Метнера.
Нельзя не упомянуть столь истинно русского писателя, как Лесков, которого, по воспоминаниям П. И. Васильева, «Николай Карлович обожал». Имена любимых писателей — Пушкина, Толстого, Тургенева — часто встречаются в его переписке, записных книжках.
Жизненные потрясения не погасили привязанности Метнера к отечественной культуре. Попытки принизить русское искусство, что не было редкостью на Западе, Метнером осуждались. «…Читал на днях «Русскую школу живописи» А. Бенуа, пренеприятный господин, и невольно думается, не он ли способствовал столь распространенному мнению здесь, что русской школы живописи вовсе и не существует», — писал он супругам Пренам, своим английским друзьям .Русская музыкальная классика находила в Метнере приверженца и тонкого ценителя. Он высоко ставил музыку Глинки , а романс «Я помню чудное мгновенье» считал лучшим в русской вокальной лирике. Бородина Метнер образно именовал «Монбланом». Особенно его привлекало творчество Мусоргского, которого он считал выдающимся художником. Впервые услышав «Бориса Годунова», Николай Карлович, как вспоминал А. Ф. Гедике; воскликнул: «Так это же совершенно гениально!» Чайковский, по мнению Метнера, владел «тайнами подлинного творчества» и притом глубоко индивидуального. Близость к его стилю ощутима в заключительной «Картине настроений», а в также ля-минорной Сонате, соч. 38 (особенно в тематизме). Отметим также интонационную общность побочной партии Первого концерта Метнера с арией Ленского из оперы «Евгений Онегин».