Вспомним рахманиновскую ритмику с ее твердой поступью

Ритмику Метнера называли то непоколебимой и отчеканенной, то гибкой и весьма свободной. Такие определения, однако, не исключают друг друга.
Особая роль ритмической энергии как основополагающего пульса сближает ритмику Метнера с рахманиновской. Оба музыканта настолько познали тайны «владения временем», что, слушая их игру, трудно себе представить исполнение, более созвучное оригиналу. Эта иллюзия единственно возможного прочтенияпроистекает во многом благодаря предельно убедительной агогике. Вспомним рахманиновскую ритмику с ее твердой поступью и свободой, неизменно художественно оправданной и по-своему убедительной.
«Не все поняли и оценили рахманиновское rubato и espressivo, — писал Метнер, — а между тем оно всегда находится в равновесии с основным ритмом и темпом, в контакте с основным смыслом исполняемого. Его ритм, как и звук, всегда включен в его музыкальную душу — это как бы биение его живого пульса» .
В некоторых высказываниях об игре Метнера встречаются упоминания не только о подчеркнутой остроте, но и о жесткости, даже угловатости ритма. Слушая Метнера, Л. Конюс как-то произнес: «Экий какой колючий». Быть может, эти черты проявлялись в отдельных случаях, но, бесспорно, не были органически присущи Метнеру. Во всяком случае, в известных нам записях обнаружить угловатость или «колючесть» невозможно.
Звуковая палитра Метнера-пианиста встречала не столь единодушное признание. Наряду с весьма одобрительными, а порой и восторженными откликами в рецензиях можно прочесть упреки в недостаточной сочности и особенно красочности звучания. На чем основаны такие замечания, правомерны ли? Некоторые музыканты, чей авторитет бесспорен, отвергают такие укоры, отмечая полнокровность кантилены как основу звучания рояля под пальцами Метнера. А. В. Шацкес настаивал на том, что «исполнение Николая Карловича всегда было подчинено песенности, сплошному пению». «В его руках пассажи обладали необычайной мелодичностью», — утверждал А. Александер .
Сочным звучанием, мелодически тонкой нюансировкой каждого пассажа отмечены многие записи Метнера. Такова проникновенная передача фа-минорной Сказки (соч. 26), когда автор, «рассказывая» тему, будто вслушивается в рождающиеся звуки повествования. Или первый из «Гимнов труду», где красота звучания придает мелодии особую привлекательность. Насыщенно звучит мелодия и в соль-минорном «Трагическом фрагменте», то напевная, то будто стонущая, не лишенная патетики. Незабываемо произнесена тема в Первой импровизации — речитация на безбрежном дыхании.
Ремарки о певучести часты у Метнера: он любил полнокровно пропеть мелодическую канву, как и многие эпизоды, развивающие тематические зерна.