ПЕТЕРБУРГСКАЯ КОНСЕРВАТОРИЯ

Характерен, отчасти юмористический, но в сущности совсем не забавный эпизод поступления в консерваторию:
«На экзамене (1906) двадцатипятилетнего Мясковского встретил «синклит» музыкальных знаменитостей: Н. А. Римский-Корсаков, А. К. Глазунов, А. К. Лядов и другие. Римский-Корсаков проверял слух. Здесь все было в порядке. Затем следовал показ (на рояле) собственной композиции — до-минорной (в 3-х частях) сонаты, написанной еще летом 1905 года (сочинение не сохранилось). И это прошло гладко. Хуже обстояло дело с проверкой музыкальных вкусов. Выяснилось, что Мясковский — ученик Крыжановского, следовательно поклонник современной музыки — Макса Регера, Рихарда Штрауса и, наверное, по язвительному замечанию Рим-ского-Корсакова, «даже любит этот пассаж из оперы «Саломея»». Тут Римский-Корсаков сыграл пресловутый «модернизм» Штрауса на рояле (одновременное сочетание пассажей в B-dur’e и D-dur’e) . От последнего Мясковский вынужден был «отречься», чтобы не обострить отношений с экзаменаторами». (Из книги А. А. Иконникова «Художник наших дней Н. Я. Мясковский».)

Николай Яковлевич не был поклонником Регера и Рихарда Штрауса (хотя впоследствии, отдавая дань объективности, назвал последнего в числе величайших композиторов современности). Однако случай на экзамене говорит о глубоком расхождении в мерилах оценки между старшими представителями петербургской школы и наиболее одаренной композиторской молодежью. Стравинский, Гнесин, а из последующих поколений Прокофьев, Мясковский, Асафьев стремились выйти на новые пути, писать о новом и по-новому.
Воспоминания С. С. Прокофьева дают яркое, хотя, вероятно, несколько одностороннее, представление о той обстановке, которая сложилась в теоретических классах Петербургской консерватории в конце 900-х годов и, главное, о трудном положении «пасынков консерватории», в каком находились он сам и близко сошедшийся с ним в тогдашних художественных вкусах Н. Я. Мясковский: Вспоминая ту же пору, сестры Николая Яковлевича рассказывают:
«Все свободное время посвящалось неустанному сочинительству и общению с консерваторскими друзьями, хождениям на концерты, совместному знакомству с музыкальными новинками, постоянному показу друг другу написанного, причем нередко допускалась самая суровая критика. Как правило, брат старался предварительно просмотреть всю программу концерта дома… объяснял сестре Евгении, которая часто его сопровождала, основные музыкальные темы исполнявшихся произведений и т. д. Так как она вскоре также поступила в консерваторию, то ходили они туда вместе, почти всегда пешком, хотя жили мы довольно далеко. Брат шел своей обычной неторопливой, размеренной походкой, казавшейся даже медленной, однако сестра с трудом за ним поспевала.
К этому же времени относится и начало усиленных занятий самообразованием. В дневнике от 20 июня 1907 года появляется запись: «На даче в Ораниенбауме. Занимаюсь на фортепиано и серьезным чтением (история, философия)». Книга Танеева «Подвижной контрапункт» штудируется им с необыкновенной тщательностью. Изучая ее, он рекомендует заняться этим и Прокофьеву и Асафьеву». (Из воспоминаний В. Я. Меньшиковой, В. Я. Яковлевой, Е. Я. Федоровской «Памяти брата».)