Склонный к суровой самооценке

Именно в эти годы Мясковский занимает положение признанного главы московской композиторской школы. Его произведения встречают теперь неизменно доброжелательную, порой восторженную оценку в печати. Сочувственно отмечаются и приветствуются все, даже скромные по масштабу, признаки упрощения и «прояснения» гармонического языка. Весьма положительно оцениваются обращения к актуальной тематике или русскому фольклору.
Менее всех удовлетворен своими работами автор. Всегда склонный к суровой самооценке, он с болезненной горечью ощущает несовершенство, некоторый схематизм, иногда надуманность своих новых творений. О своем внутреннем состоянии в пору работы над Двенадцатой симфонией Мясковский писал М. В. Ковалю:
«Ваше письмо попало ко мне в то время, когда я с чудовищными усилиями искал воплощения того замысла, который у меня под Вашим толчком сложился еще летом. Поиски мои были мучительны, и я совершенно был поглощен и даже несколько подавлен этой работой. К сожалению, должен сознаться, я все же не справился с задачей так, как мне бы это хотелось самому, и боюсь, что совершенно не удовлетворю Вас. Кажется, я совершил все смертные грехи, от которых Вы своим письмом меня предостерегали: тут есть и внешний «легкий подход» и индивидуалистический «тяжелый», и нет подъемного хода в конце и вообще никаких слов. Но все же у меня нет ощущения, что я сделал какую-то ошибку в направлении поисков… К сожалению, тема оказалась выше моих сил, а не чувствуя себя вокальным композитором, я не хотел, да и не мог органически мыслить иначе, чем только инструментально… Я и не искал текстов…» (Из письма Н. Я. Мясковского к М. В. Ковалю от 16 января 1932 г.)
Вскоре после первого исполнения симфонии в газете «Советское искусство» появился отзыв Д. Б. Кабалевского:
«Программа Двенадцатой симфонии возникла задолго до ее сочинения и не представляет собою чего-то привнесенного в музыку извне… Последовательно даны три фазы: царская деревня с ее непосильным, подневоль- ным трудом, подчинившим себе человека, затем борьба за новую социалистическую деревню, за коллективный труд и, наконец, песнь о новой жизни, о радостном свободном труде, песнь о социализме. Эта программа последовательно развертывается в трех частях симфонии…
Первая часть симфонии… построена… с предельной архитектонической ясностью. Развитие музыки, восходящее к центру всей части, переходит далее в «зеркальное отражение», повторяя последовательно все фазы развития, но в обратном порядке, и приводит нас почти к точному повторению первых тактов симфонии… Закругленность, замкнутость в себе этой части создает впечатление большой скованности, безвыходности. Суровые темы народно-песенного характера, строгие в своем развитии… дают чрезвычайно яркую картину старой «расейской» деревни, но главным образом картину внешнюю — пейзажи.. Мы почти не видим всего того отрицательного, чем была наполнена старая деревня. Мало показано то, с чем нужно бороться. На первом плане… стоит на фоне природы человек, психически подавленный и угнетенный. Верный в основном замысел не доведен полностью до конца. Это первое противоречие в симфонии.