Однажды в антракте
Не забудем и того странного обстоятельства, что мы не простужались, когда сплошь и рядом пели при минусовых температурах; не забудем маленьких холодных товарных вагонов, в которых нас возили в Ораниенбаум или в другие пригороды, причем мы все время пути танцевали в темноте, чтобы согреться; не забудем слабенького ледокола, на котором нас возили в Кронштадт и с которого раз-другой пришлось бежать по заливу пешком, превращая бег в соревнование; не забудем слов благодарности и разговоров о музыке, с которыми в антракте приходили неискушенные слушатели. Нет, радость нести свое творчество народу — радость ни с чем не сравнимая!
Однажды в антракте ко мне подошли трое молодых рабочих и попросили разрешения «покопаться» в моих нотах. Среди арий Моцарта и Визе, романсов Бородина и Чайковского, среди обычного концертного репертуара тех лет они нашли романс Сахновского «Зашумела, разгулялась», и один сказал:
— Не можете ли вы спеть нам во втором отделении вот это? Это, наверное, что-нибудь истинно… особенно русское, — поправился он, чуть покраснев.
С тех пор я включал этот романс в большинство своих программ.
Большим успехом пользовались «Песня темного леса» Бородина, народная «Песня про комара» в обработке Римского-Корсакова, «Сват и жених» Кюи. Из романсов Чайковского мы буквально на все голоса пели «Благословляю вас, леса». Но наибольший энтузиазм даже у самого неискушенного слушателя вызывали арии из популярных опер.От инструменталистов всегда требовали: от скрипачей — «Кармен» в обработке Сарасате, от пианистов — «Риголетто» Верди — Листа. Кроме того, пианисты вызывали энтузиазм шубертовскими миниатюрами, шопеновскими мазурками, иногда 2-й, 6-й или 12-й рапсодией Листа.
Квартет имени Глазунова только по специальному заданию играл целые квартеты, а чаще обходился первой или третьей частями. Из композиторов охотнее всех принимались Бетховен и Чайковский.
Все это не исключало, однако, цельных программ, посвященных либо одной теме, либо одному-двум композиторам.
Одной из главных заслуг Рабиса в период борьбы Советской власти за свое существование нужно считать помощь Военному ведомству в тяжелые дни наступления белогвардейских банд на Петроград, а затем кронштадтского мятежа. Мобилизация сил голодного, одно время с разных сторон почти блокированного города было долом сложным, требовавшим большого такта.
Эту обстановку трудно забыть!
В упорной борьбе не столько против злой воли, сколько против непонимания все сильнее стало сказываться партийное руководство и в области искусства.