После ликвидации французской труппы

В третьем дебюте («Фауст») со мной вместе выступали еще два дебютанта — бас и меццо-сопрано. Явившись на спевку, я увидел за дирижерским пультом Самосуда и тотчас обратился к Фигнеру с вопросом, почему мы, дебютанты, «обречены петь с каким-то неопытным виолончелистом»? Фигнер улыбнулся и сказал мне:
— Это талантливый дирижер. Он в Тифлисе дирижировал чуть ли не в тринадцать лет. Можете быть спокойны.На спевке Самосуд очень редко останавливал нас, вел все спокойно. Мы чувствовали себя очень свободно, он буквально дышал вместо с нами. В одном месте трио мы ускорили было темп и попробовали «потащить» дирижера за собой. Он поднял на нас глаза, тихо сказал:
— Не надо торопиться, не на поезд, — и, встав, властно взял прежний теми.
Очень скоро Самосуд стал м один ряд с опытными дирижерами И. В. Зеленым, М. М. Голинкиным и И. П. Аркадьевым, часто дублируя их без репетиции. В сезоне 1910/17 года в труппе А. Р. Аксарина он уже занимал первое место после А. М. Пазовского и привлек к себе внимание всей музыкальной общественности.
Как только после ликвидации французской труппы И. В. Экскузович решил превратить освободившееся здание Михайловского театра в филиал оперного, он сделал Самосуду предложение перейти в его труппу. Это совпало со временем, когда я вернулся в Театр музыкальной драмы, где начались неполадки в дирижерском составе. М. А. Бихтера в театре уже не было, Г. Г. Фительберг стал усиленно совместительствовать в бывш. Мариинском.
Встретив Самосуда, я стал его уговаривать перейти в ТМД, куда он еще в 1912 году бегал слушать корректуры и репетиции М. А. Бихтера и Георга Шнеефогта, устраиваясь при помощи дежурного по пожарной охране и виолончелиста А. Ступеля в заднем ряду галереи: посторонние в ТМД во время репетиций не допускались.
Мы стояли с Самосудом на морозе, он был в подбитой ветром солдатской шинели и папахе, ежился от холода, дышал на замерзшие пальцы, но, переживая впечатления 1912 года, восхищался Бихтером, подробнейшим образом разбирал общую оперно-театральную ситуацию момента, все выгоды и невыгоды для себя обоих предложений. Наконец, он поднял воротник, надвинул папаху на лоб до глаз, вложил руки в рукава и, чуть ли не стуча зубами от холода, сказал:
— Нет, Сергей Юрьевич, я хочу выйти на самостоятельную дорогу, мне нужно дело, где я смогу хоть как-нибудь показать себя. В Театре музыкальной драмы есть Фительберг, Павлов-Арбенин, есть Маргулян, есть и молодые Брауэр и Гаук, и у меня будет мало работы. Но, главное, там Лапицкий, он ведь хозяин сцены, при нем мне придется руки держать но швам. Я против него ничего не имею, боже сохрани, но ведь он командуетдирижерами. Я все это уже прошел и с Саниным и с Гецевичем, а мне хочется самому разбираться.
— Но вы же не режиссер,— перебил я его.
— Я не режиссер, но я хочу дирижировать там, где режиссер только первый помощник дирижера. В Мариинском театре — Шкафер, Палечек, изредка Лосский, но постоянного вершителя оперных судеб, самодержавного режиссера там нет. Мне было бы очень интересно работать в вашем театре, я его очень люблю, хотя последнее время редко посещаю. Репертуар тоже интересный, но дирижировать таким «Риголетто», как у вас, я бы не хотел.