Музыкант был очень разочарован

10 января 1925 г.

Нью-Йорк
Вернулись из Детройта [1]. Я тоже ездила, так как Коля-то оказался прав и дорогу оплатили и мою. Ну, слава богу, что в Детройте было последнее выступление с оркестром, так как после этого Коля вряд ли имел бы еще охоту с кем-нибудь играть. Габрилович это такой фрукт. Его самомнение и самоуверенность совсем не в меру его дарования. Ему хотелось, чтобы Коля следовал за ним, так как он-то не мог ни на мгновение отвести глаз от партитуры и взглянуть на Колю. Коля буквально пожирал его глазами и подавал ему все время темп, но это ни к чему не вело. И хоть бы он не растягивал так безобразно. На коде в Первом концерте он совсем заснул, и у Коли все время вообще было состояние будто он тащит невообразимую тяжесть. Оркестранты видели Колино страдание и подходили к нему выразить сочувствие. Когда Коля стал говорить Габриловичу, чтобы он хоть в самых важных местах взглядывал на него, то тот ответил, что ведь вот он «один раз оторвал глаза от партитуры, чтобы указать скрипкам, и все разошлось», и что уж «лучше вы, Николай Карлович, уступайте инструментам». И в самом деле один раз так разошлись, что Коля едва-едва поймал их всех, так как струнные разошлись с духовыми, и Коля не знал, кого ему раньше ловить и подавал то одним, то другим их голоса. А Габрилович еще при всем этом сохранял весь свой дурацкий апломб. Коля так на него разозлился, что не хотел идти на его приглашение обедать у него. Но я настояла на этом, и все кое-как слепилось. Но как зато Коля был счастлив, когда на другой день прошел и второй концерт, после которого мы тут же уезжали на вокзал. Тут нас поймал один музыкант, которого оркестранты отрядили, чтобы поймать Колю (а в это время шли второе отделение концерта, от которого этот оркестрант улизнул) и выразить ему от них восхищение и узнать, с каким поездом мы завтра уезжаем, так как они хотят провожать. Но мы сказали, что уже едем поужинать и прямо на вокзал. Музыкант был очень разочарован, но мы же не могли менять решения из-за этих проводов, хотя это и очень трогательно.

Вещи в отеле были уже мною уложены. Коля в артистическом переоделся, и я дала фрак настройщику, чтобы он отнес его в отель, уложил и вернулся бы за нами в ресторан уже с вещами и автомобилем. (Он уже поел, пока Коля играл.) И вот тут я оценила удобство «иметь раба» и вспомнила нашего друга Льва Эдуардовича, который всегда высказывал эту сентенцию. Мы с Колей чудесно, спокойно и вкусно ужинали и радовались, как выпущенные на свободу дети, а наш Гач (фамилия настройщика) пошел в отель расплачиваться и вообще подготовить отъезд. Спальные места были уже взяты. В ресторане мы провели около часа и хорошо отдохнули. Мы не только ели, но еще и приводили себя в благодушное настроение тем, что время от времени выпускали какое-нибудь ругательство по адресу Габриловича, и это очень облегчало душу. Наконец, явилась наша «нянька», расплатилась за еду (это все делается им же, а потом подается счет и это очень удобно), и мы поехали на вокзал, и когда вошли в вагон, то нашли постели уже сделанными и тут же легли и проспали до 10 часов утра. В б часов вечера были дома, а к 9 часам уже пришли Сваны. На другой день, то есть 11 января было в помещении Стейнвея мужское собрание. Прощались со старым помещением и встречали вернувшегося Гофмана. Здесь очень любят такие праздники. Их всех снимали, и если я достану еще один экземпляр этого журнала, то пришлю. Когда их рассаживали всех за столы, то Рахманинов заявил Крейслеру (рядом с которым сидел Коля, а потом Сергей Васильевич, а еще через стул Стравинский) с ядовитой усмешкой, что Коля «очень любит Стравинского и что очень хорошо, что они так недалеко друг от друга сидят», и при этом очень лукаво посматривал на Колю. А потом, когда их стали фотографировать и они двинулись с мест, чтобы повернуться лицом к аппарату, то уж и совсем вышло, что Коля со Стравинским плечо с плечом, а у Сергея Васильевича, только что дразнившего Колю, еще зловреднее улыбка.

Вообще, когда так собираются, то проводят очень хорошо время и много мальчишествуют. Некоторые музыканты устраивали дурачества за роялем, и Коля говорит, что было очень много юмора и что вообще американцы умеют веселиться, как дети.

В тот же вечер, когда Коля был на этом празднике, мне пришлось быть тоже на одном вечере в частном доме у соученицы Коли по Московской консерватории — Недды Айхенвальд, которая замужем за Аслановым — бывшим помощником Направника. Асланов и здесь где-то дирижировал. Они у нас уже были, и на этот вечер надо было пойти хотя бы мне одной, и вот около часу ночи мы, как настоящие светские люди, съехались домой из разных мест.