Я имела неосторожность

16 марта 1928 г.

Ангиен [-ле-Бэн]
Дорогие мои!

Наконец-то я дорвалась до письма к вам. Ежедневная спешка (корректуры, письма и прочая работа) и неисчерпаемые «срочные работы» меня, наконец, взбесили, и я сегодня заявила и себе и дяде Коле, что начну день с письма к вам, ибо все равно свободного времени не дождаться. Получили ли вы из Лондона две программки [1] и рецензии [2] (в бандероли)? Я имела неосторожность отправить это незаказным.

Верушенька, мы так и не были на Fleet Street в диккенсовском кабачке. Но так как в Англию мы опять едем [3], то непременно пойдем туда. Когда англичане узнали, что дядя Коля интересуется всеми памятниками, то есть тем, что осталось от Шекспира и Диккенса, то сейчас же пришло почтой несколько приглашений отзавтракать вместе и затем пойти смотреть эти достопримечательности. Но дядя Коля, как буриданов осел, не имея возможности согласиться на все, не выбрал ничего и было любезно отвечено, что это откладывается до следующего приезда.
Дядя Коля приглашен в Лондон играть в симфоническом концерте на открытии сезона 1 ноября и просят исполнить его Второй концерт. И сейчас пришло письмо из Берлина, что Medtner-Liederabend окончательно решен и зал взят (Singakademie) на 10 октября [4].

Вы просите подробностей о Лондоне. Не помню теперь, описывала ли я уже прием, сделанный дяде Коле Royal Academy? Его там так приняли, что я за эстрадой чуть не заплакала от радости. Когда исполнялись песни, то директор — старик захотел сам переворачивать страницы (и об этом даже в газетах писали), а президент Генри Вуд говорил в антракте речь, что это самое незабываемое для Академии и что, помимо гениальности композиции, и исполнение такое, какого им уже никогда не придется услышать, если не будет играть опять сам Метнер, и после этого вечера они и бумагу такую прислали. Вообще я много храню разных документов после Лондона. В академии и директор и президент встречали дядю Колю на лестнице, а уж когда мы уезжали, то жена директора, несмотря на холод, выскочила в легком платье проводить нас до самого автомобиля.

Ну, а потом был еще концерт на радио. Дядя Коля очень волновался и вспомнил свои юные годы, когда надо было играть на ученических вечерах. Огромная обитая мягким комната, так что собственный голос слышишь как-будто издалека. Посреди большой черный ящик, в котором сидит то таинственное существо, которое принимает и передает. Кругом сигнальные красные лампочки.

Дядя Коля боялся, что когда наступит момент играть, то удерет, как Подколесин. К счастью, не удрал, и это и дало нам те фунты, которые мы привезли (на месяц жизни).

Ты, Верушенька, напрасно рассердилась, что ничего не осталось от концерта. Ведь зато мы оба проехали взад, вперед, платя по одному фунту в день, и жили, как богачи, в двух роскошных комнатах, то есть одна даже просто большой зал. За эту цену в Лондоне можно иметь только комнату и небольшую, а это хозяйка Макушиной очень захотела поместить дядю Колю у себя, и когда было собрание, то она сами разливала чай и очень гордилась. К сожалению, на будущие приезды эти комнаты будут, вероятно, заняты.

Ну, словом, ты видишь, Верушенька, из этого, что доход от концерта был большой и если бы нам не пришлось застрять там, то мы бы и не все это истратили.

Верушенька спрашивает, сидел ли кто в зале, когда дядя Коля играл на радио? Двое Макушиных, я, один из директоров, молодой мистер, оповещающий публику, кто и что исполняет, и еще один господин пробрался тайком от дяди Коли, но потом, когда все кончилось, он вылез из своего уголка и представился дяде Коле и просил прощения за то, что пробрался в студию при помощи одного из служащих. Он драматический актер и был в турне, когда был концерт дяди Коли, и хотел не только слышать в радио, но и видеть дядю Колю за роялем и воспользовался своим знакомством, чтобы пробраться в студию. Он раньше был студентом Оксфордского университета и с тех пор поклонник Метнера.

Ваше мнение...

Рубрики