Искусство Николая Метнера. И. С. Яссер

Нужно ли говорить о том, что все перечисленные стороны композиторской техники служат Метнеру не самоцелью, а лишь средствами, органически слитыми с музыкальным содержанием его творений? Контрапунктическое мастерство доведено у Метнера до такой степени совершенства, что становится иногда как бы его второй натурой, его языком, на котором он, однако, лишь в самые необходимые моменты выражает то, что не может быть высказано иначе как с помощью полифонической речи. Одновременное звучание нескольких тем в произведениях Метнера есть нечто большее, чем простая контрапунктическая работа, доступная многим, изучающим это искусство. Пред нами здесь не комбинирование, не соединение тем, а их слияние в самом глубоком, почти таинственном значении этого слова.

Да и самые темы Метнера, — они просто незабываемы, часто даже при однократном восприятии, настолько строение их своеобразно, интересно и в то же время бесхитростно. Во всяком случае, они всегда легко узнаются музыкально воспитанным слушателем в качестве идиоматических творений Метнера, что служит, пожалуй, самым красноречивым показателем прирожденного мелодического дара композиции. Столь же характерным является искусное распределение и обработки Метнером своего тематического материала в каждом отдельном произведении, что предполагает, разумеется, наличие высокоразвитого и нем чувства музыкальной архитектоники.

С этой стороны следует отметить, что, вне зависимости от стилистических различий, архитектонику Метнера нередко сравнивают с бетховенской. Этого одного уже достаточно, чтобы понять, каких вершин достигает Метнер в построении музыкальных форм. Более чем кто-либо другой, он приближается в этой области к своему далекому и непревзойденному до сего времени предшественнику.

Как и у Бетховена, форма в музыке Метнера не искусственная схема, в которую, как в готовый сосуд, вливается музыкальное содержание. Иными словами, форма в ней не предшествует содержанию, а творится им каждый раз сызнова, и потому столь же разнообразна, как само содержание. В этом и заключается отличие живых музыкальных форм от искусственных схем. В то время как последние являются чисто механическим дублированием друг друга, первые могут бы и лишь сходны, но не абсолютно одинаковы между собой. Если искусственные схемы в музыке можно уподобить мертвым лицам кукол, отштампованных общим машинным шаблоном, то органические музыкальные формы — это лица живых людей, из коих каждое, при внешней похожести, представляет собой неповторимый образ.

Среди множества различных музыкальных форм, использованию Метнером в своих произведениях, соната является, видимо, наиболее ему близкой. Можно было бы даже с полным основанием утверждать, что сонатная форма, столь широко разработанная Бетховеном, находит у Метнера новое доказательство своей жизнеспособности и неисчерпаемости. Восемнадцать опусов его творческой продукции носит название сонат (14 для фортепиано, 3 для скрипки с фортепиано и одна для голоса с фортепиано), из коих каждая чрезвычайно своеобразна и самостоятельна в своей формальной структуре. Но та же форма лежит в основе его трех фортепианных концертов с оркестром, фортепианного квинтета и, в специальном смысле, некоторых его менее крупных сочинений.

Не столь многочисленны, но равным образом примечательны по своей индивидуальной трактовке сочинения Метнера в вариационной форме, хотя последняя не всегда, очевидно, явствует из их заглавий. В сущности лишь две фортепианные пьесы (op. 47 и 55, первая из них и подзаголовке) и средняя часть Второй скрипичной сонаты прямо отнесены автором к этой категории. Однако стоит отметить, что его первая Импровизация для фортепиано и (что особенно любопытно) разработка Первого фортепианного концерта также написаны в форме вариаций, — кстати сказать, фактурно весьма сложных и ритмически изысканных.

Ритмическое разнообразие музыки Метнера беспредельно и в такой степени для нее характерно, что для многих служит одним из главных признаков, по которому так легко определяется ее автор. И действительно, ни один композитор (за исключением, быть может, Шумана) не обнаружил в ритме самых сокровенных сторон своей индивидуальности в такой степени, как Метнер.

Ритм у Метнера полон самого глубокого значения и ни в коей мере не является подкупающим орнаментом, скрывающим внутреннее убожество, или серией остроумных нотно-метрических безделушек, столь излюбленных в наши дни.