Близкое знакомство с клавиром

В нелегких думах о том, стоит ли вообще заниматься в опере историческими вопросами, я получил поддержку в деятельности советских театров. Со сцены звучат преимущественно прокофьевская «Любовь к трем апельсинам», «Саломея» и «Воццек», но тут же ставятся заново и «Гугеноты», «Борис Годунов», «Хованщина», «Псковитянка». Значит, тяга к историческим сюжетам все же сильна? Ну да, даже консерваторская оперная студия подумывает о «Фенелле». А советские композиторы? Они тоже берутся за историю: B. Желобинский создает «Комаринского мужика», Н. М. Стрельников «Беглеца», Ю. А. Шапорин усиленно работает над «Декабристами».И в это самое время бакинский дирижер А. Л. Клибсон просит меня переработать мейерберовского «Пророка».
— А почему его нужно переработать,— спрашиваю я, — а нельзя просто заново перевести?
— А ты прочти,— говорит мне старый товарищ, — «Крестьянскую войну в Германии» Энгельса и либретто, и ты сам ответишь на свой вопрос.
Я послушался хорошего совета и почти год посвятил изучению эпохи и оперы.
Написанный на тему ярчайшего этапа крестьянских войн, «Пророк» насыщен огромной эмоцией революционных настроений, патетических массовых сцен, волнует развитием личной трагедии революционного вождя Иоанна Лейденского и захватывает мелодическим пафосом.
Таковы были и мои впечатления от услышанных спектаклей. Однако близкое знакомство с клавиром, вслушивание в музыку с каждым днем все больше и больше убеждали меня в том, что в клавире больше нейтральной музыки, чем революционной, больше лирики, чем пафоса. Но если это так, значит, можно доработать или даже кардинально переработать его. Конечно, речь пойдет уже не о чисто оперном спектакле, а об идейно интересном спектакле с достаточно хорошей музыкой. Дань радловской концепции, что спектакль важнее автора, мелькнуло у меня в голове, но соблазн был слишком велик. И я решил, что из всех «исторических» опер «Пророк» представляет наибольший интерес для советской общественности.
Было бы тем не менее непростительной ошибкой воплотить «Пророка» на советской сцене без критического отношения к основной установке либреттиста и без ревизии отдельных его положений. Советский театр не может принять и воспроизвести типичный продукт клеветы буржуазной науки на один из интереснейших эпизодов революционной борьбы немецких крестьян.
Мы знаем, что в своей работе «Крестьянская война в Германии» Энгельс характеризует религиозные войны XVI столетия и анабаптистов следующими словами:
«…вопрос шел прежде всего о весьма положительных материальных классовых интересах»… «Если интересы, потребности и требования отдельных классов скрывались под религиозной оболочкой, то это нисколько не меняет дела и легко объясняется условиями времени»…