Будем честны
Только благодаря «системе»? Будем честны. О/ней говорят речи и пишут, но если, скажем для примера, любовно выпестованный режиссером П. С. Златогоровым «Любовный напиток» есть результат «системы»,/то я напомню, что комическая опера того же Доницетти «Дон Паскуале», которую я видел у итальянцев верной 1913 года со Сторкио, Страччиари и Пальверози — та же «система» плюс волшебное пение. А «Богема» у итальянцев из «Ла Скала» осенью 1964 года, когда вся Европа приняла «систему», по комплексу впечатлений от охвата произведения в целом куда менее цельная, чем та же «Богема» в ТМД, но в одном отношении, в главном, она была сильнее — в отношении самого пения.
Верное прочтение авторского замысла — основная задача любого театра. И хочется повторить. Когда Лапицкий захотел средствами, к которым не прибегали ни Верди, ни Пуччиии, «улучшить» «Риголетто» или «Чио-Чио-Сан»; когда Немирович-Данченко превратил солнечную «Кармен» в мрачный, не лишенный «роковой мистичности» спектакль, как правильно писала пресса; когда Мейерхольд изуродовал «Пиковую даму» и т. д. и т. п.,— когда все это произошло и даже было сотворено в своем роде и само по себе очень талантливо, это наваждение рассеялось как дым и никакого развития не получило. И это симптоматично, это закономерно. Ибо во всем этом была априорная фальшь, а не правда оперного искусства. И мне кажется, что Лапицкий сам себя сознательно осудил, когда он в 1919 году реалистическими средствами интересно поставил заново «Мастеров пения» в недолго существовавшем Петроградском государственном Большом оперном театре; что Немирович-Данченко постановкой «Мадам Анго» сам дал повод осудить его кощунственное отношение к «Кармен»…
Ни одно явление в искусстве не может стоять на мосте, но каждый жанр искусства имеет свои основные законы, и пренебрежение к ним ведет к провалу. Вести эти законы к совершенству — вот задача. И правильно делают Милан и Париж, когда они возвращаются к Монтеверди и к Моцарту, восстанавливая прежде всего хорошее пение.
Мы затеяли порочный круг. Певцы, мол, плохо поют, а потому режиссурой и декорациями мы им поможем, наделе отвлечем от них зрителя. Но это не только ошибка, это противозаконная установка: у нас есть великолепные голоса, и когда в театре хозяином будет дирижер, пение вернется на свое место.
Я еще около тридцати пяти или больше лет назад был свидетелем жаркого спора между критиками, они чуть не разорвали на куски Николая Петровича Малкова, когда он в восторге от какой-то режиссерской удачи написал, что музыка — отнюдь не первый компонент и даже не Primus inter pares (первый среди равных), а абсолютно равный. Именно в результате такого мнения мы отошли от приоритета музыки.
А культура? Еще в начале века дирижер Э. Ф. Направник и режиссер О. О. Палечек — оба чеха — усердно учили третьего чеха правильно произносить слово «шляпа»: первый уверял, что надо «чувствовать шлиапу», а второй требовал «шльяпу». И был вызван Л. Г. Яковлев, чтобы научить всех троих правильно произносить слово «шляпа». Анекдот? Нет, не анекдот, а малозначащий, может быть, но безусловный показатель того, что и в те годы относились к слову с уважением — однако не за счет пения.