труппа Театра музыкальной драмы

В конце 1912 года, после моего выступления в вагнеровских «Мастерах пения», В. ПI. Коломийцов, первоклассный переводчик вокальных текстов, стал моим большим другом. Узнав, что я интересуюсь профессией переводчика, он стал постепенно посвящать меня в «тайны» вокального перевода, раз-другой показал первоначальные эскизы и завершенные вещи. Я стал увлекаться этой работой, переводил небольшие произведения, показывал ему и с благодарностью выслушивал его суровую, но обнадеживающую критику.
Хотя профессия переводчика давно манила меня, но, с 1909 года занятый артистической деятельностью, я о ней думал все реже и реже. Из бесед с Коломийцовым я вынес впечатление о чудовищных трудностях этой профессии и стал относиться к ней платонически.
И вдруг, как только труппа Театра музыкальной драмы в августе 1915 года съехалась на сезон, Лапицкий вызывает меня к себе и говорит:
— Мне Коломийцов рассказывал, что вы интересуетесь его музыкальными переводами. Сами вы мне тоже как-то об этом говорили, и у меня явилось желание дать вам возможность испытать себя на новом поприще. Хотите?
— Не знаю, о чем речь,— пролепетал я. И сердце у меня забилось: неужели это все-таки мое призвание, моя судьба, может быть?
— 16 марта будущего года у нас премьера «Сказок Гофмана»,— продолжал Лапицкий. — Старые переводы неприемлемы, сам я не имею времени этим заняться, да и не хочу сплетен, что я навязываю свои переводы театру.
— Почему же вы не закажете Коломийцову? — спросил я.
— Нет,— ответил Ланицкий,— он начетчик, педант, на него я влиять не смогу, а с вами мне сподручней. Вас я могу и подредактировать, если мне что-нибудь не понравится, вы еще молоды и не станете мне читать лекции о законах эквиритмики. Кроме того, мне нужно кое-что заменить прозой, кое-что перемонтировать. Мы с Фительбергомкое-что придумали, нам с вами будет легче. Вот что, — сказал он, вставая и давая понять, что аудиенция окончена, — возьмите новенький клавир «Сказок», ступайте домой и подумайте; ответ послезавтра в это же время.
Получив клавир «Сказок Гофмана» — последнее издание Шудана в пять актов, я помчался с ним домой, вечером того же дня перевел первый речитатив и арию Гофмана из второго акта, посоветовался с Коломийцовым по телефону и получил его благословение. Тогда я перевел еще арию Олимпии и в указанный срок предстал пред очи Лапицкого.
Он прочитал текст по клавиру (списанный отдельно читать не стал) и сказал:
— Ну вот что, Сергей Юрьевич. Вас Коломийцов до отказа нашпиговал теоретическими предпосылками, им самим, вероятно, выдуманными, но многое из этого не нужно, — например, рифмы вообще, а частые и близкие в частности. Рифмы нужны только в куплетах и кое-где в ариях. Но в речитативах они не нужны, они отвлекают на себя внимание слушателя, он их иногда просто ждет. Пожалуйста, уберите их. Второе: арию Линдорфа мы решили изъять, она неумна и только запутывает и без того запутанное действие. Мы заменим ее прозаическим монологом (без музыки), я вам потом дам материал или просто сам напишу. От вас требуются только две вещи: доходчивость и удобопроизносимость слов. Вы сами певец и должны понимать, сколь это важно. Итак, сделайте первый акт. В песенке о Клейнзаке найдите побольше звуков К: клик-клак, Клейнзак, вот так, вот так — словом, побольше К. С богом!